Хмель - Страница 271

271

Впереди послышалось протяжное: «а-у… у-у-у». Ольга вскрикнула. Белка рвалась на чембуре, мешая Губернатору.

– Воет, воет… Другая воет, Тима! Знать, две свадьбы сошлись, истинный бог!

– Держись в кошеве! – приказал Тимофей, сбрасывая тулуп.

Когда он отвязал чембур Белки, раздался второй взрыв. Кинув хомут в кошеву, Тимофей коршуном взлетел на Белку. Почуяв всадника, она зачастила на одном месте. Чембур в руке Тимофея, как две струны, а руки в армейских шерстяных перчатках: на правой ладони перчатка протерлась. Выхватил маузер.

– Гони за мной! Гони!

Три колокольчика под дугою как серебром сыплют…

II

– Ох-хо-хо! Дурное время настало, Меланья! – жаловался Прокопий Веденеевич, сидя с ней возле русской печи на широкой лежанке с застланной постелью при двух подушках. – Кабы не такое время, когда бы еще сжевал мякинную утробу и свиньям выкинул. Колобродь на земле, сумятица. Ни притыку, ни утыку, ни царства, ни полцарства. Безбожество ползет на Расею, как вша на нищих и сирых. Народ умыкался, отощал и духом обнищал. И тиф полощет, и оспа, и холера объявилась на Волге, сказывают… От чего такая погибель? От нечистой силы. От большевиков, как выродок Тимоха. Крепость веры порушилась.

Меланья ответно вздыхает. На ней сподняя рубашка и шаль на плечах.

Старик тронул ее за руку повыше локтя.

– Виденье было мне, как тогда. Помнишь?

– Помню…

– На рождество так. Не спал будто и вижу, как ты подошла и говоришь: «Пусти меня, батюшка, али помру я, как отступница от веры нашей тополевой». И сама такая холодная, льдистая, и глаза закрыты, как спишь вроде…

– Сколь я мучилась-то! – воркнула Меланья.

– Ведомо. Настал черед Филе отмолить грех совращенья с веры. Ежли не покажет нонича твердость духа – не быть ему в доме, вытурю! И сказано: худую траву вырви да брось. Сколь раз думал: ежли греховное было мне виденье в ту пору, тогда пошто мужчина народился? Отчего народилась теперь девчонка, и та который месяц нехрещеная на свете пребывает? Чистая она аль нечистому в заклад растет?

Меланья сморкнулась в шаль:

– Молю, батюшка, окрестите ребенчишку-то! Извелась я от тяжести экой. – Девчонкой назвать «ребенчишку» не осмелилась, знала, что не терпит свекор «пустопорожние посудины».

– Теперь окрещу: в дом возвернулся.

– Слава Христе!

– А ты вроде запамятовала про свою клятву?

– Ой, батюшка, как можно! И мне сколь раз виденья были. И по лесу ходили будто, и деготь гнали в березняке, а потом спали в том стане, как на Сосновом ключе, – помните? И вы носите меня, как малую, и песню будто поете. И на душе не было смутности. Нисколечко! Будто святое виденье. Отчего так? А Филя все попрекает, да попрекает, да попрекает. А теперь и вовсе: «Как, грит, девчонку народила?» Кого господь послал, того и народила.

– И то! – хмыкнул старик. – От мякины да штоб зерно было! Я и то ждал. Ну, думаю, пусть Филин хозяйствует, сноровку проявит. Гляжу – ладно живет будто и к ямщине сподобился. Ну, живи, ума набирайся. Слышу – беременной ходишь, а потом девчонку принесла. Плюнул: пусть мыкаются, коль веру попрали! Я и так жить буду. Сила моя не в убытке, слава Христе! А тут время подоспело – анчихрист на землю сошел. Народ подымать надо, веру крепить. Заблудшего обратил в свою веру, перекрестил из щепотников. И стал он теперь святым Ананием и сыном мне.

– Ой, батюшки, и я слышала про святого Анания! Вся тайга говорит про него. А кто он?

– Имя его втайне должно быть. Потому – анчихрист кругом рыщет, головы наши ищет.

– Страхи-то!

– И сказано во Писании: восстанут лжепророки и лжеучители, чтоб прельстить и в ад ввергнуть, не верьте им.

– А какой я пришла к вам в виденье, батюшка? – спросила Меланья, чуя, что он теснее прижался.

– Тебя зрил без рубища. И розовость в теле такая, как на солнышке подрумянилась, и власы по спине и плечам, как ручьи с гор текучие, да теплые, ворсистые. И я руки купаю в тех ручьях, и к телу прислоняюсь, яко младенец, и сила мужская проснулась…

– И я, и я так зрила!

– А потом голос слышал: «От века люди пребывают на земле врозь, а вы завсегда будьте вместе, Прокопий и Меланья. И крепость веры держите. От малого числа восстанет большое число. И сойдет на землю Спаситель, и вы два спасены будете, яко святые праведники».

– Спаси Христе! – млела от ласки Меланья. – С Филей-то ни поговорить, ни душу усладить словом из Писания. Молюсь другой раз и от тебя, батюшка, благословенья господнего прошу на сон грядущий или на утро, вставшее из ночи.

– Слава Христе, не отторгла! – обрадовался Прокопий Веденеевич. – И я всегда благословлял тебя – и на сон, и на день, восставший из ночи.

– Помолюсь, и мне так радостно…

– Это моя душа с тобой пеленалась.

– Пеленалась, батюшка!

Старик сунул руки под шаль и взял Меланью за мягкие податливые груди.

– Не те., как тогда были…

– Трех ведь народила, батюшка. Димка-то сколь грудь сосал – на рождестве только и отняла.

– Пусть бы ишшо сосал – крепости впрок набирался!

– Филя заставил отнять.

– Даст бог, духовником будет.

– Димка-то баскенький, смышленый такой… будто ум в глазах светится.

– Истинно так. Чадо растет разумное – береги!

– Ой, как берегу, батюшка! Филя другой раз ругается…

– Таперя укорочу руки: в дом возвернулся.

271