Хмель - Страница 266


К оглавлению

266

– Тятенька, тятенька… – пятился Филя, готовый кинуться вон из моленной. – Меланья – баба моя, а ты – родитель – экое паскудство учинил, экое! Не от бога то! Не от бога! Не веру я попрал, а паскудство. Срам-то экий!

– Срам, гришь? Паскудство?

Филя бежал бы, если б вдруг не раздался громкий голос святого Анания:

– Пусть будет мир в доме сем, господи! И пусть сын почитает отца, яко праведника господнего, и благодать будет, и радость будет. Аминь!

Филя таращился на его черный затылок, и ноги будто и в самом деле мякинными стали.

– На колени, паскудник! – рыкнул отец, и сам опустился на колени.

– Дык… дык… осподи! – бормотал Филя, размашисто крестясь и отвешивая поклоны.

Святой Ананий протянул руку к иконам:

– В горнице сей, господи, три тела, шесть рук, три головы, три души. Да будет прозренье на три души, на три головы, на три тела! Аминь!

Такую молитву Филимон Прокопьевич впервые слышал и разумел ее, принимая. Это совсем не то, что он заучил на старославянском от батюшки, не понимая ни слов ни смысла.

– Время настало смутное, тяжкое, – продолжал святой Ананий хрипловатым, простуженным голосом. – Разор и погибель будет, господи, если люди твоя не подымутся на анчихриста, какой сошел на землю со звездой во лбу. И голод, и холод, и мор будет. Был хлеб – не будет хлеба. Придут злодеи нечистого – возьмут хлеб, скотину и животину, бабу и дите попрут, потопчут и пир сатаны устроят.

– Истинно так! – подхватил Прокопий Веденеевич.

– Кто слаб в вере – погибнет, кто слаб духом – погибнет. И не станет на земле ни людей, ни птиц, ни жита.

– Помилуй нас, господи! – затянул старик.

– Да будет вам прозрение в моленной сей, и радость потом будет, и веселье, жито и скотина! Говорю вам, – пророчествовал святой Ананий, – сын познает отца, и поклон отдаст отцу, и отец станет праведником, и сын сыном праведника. И будет две радости на две души. Знайте! Сошел на землю зверь с семью головами и десятью у десять рогами. Пасть у него, как у льва, ноги у него, как у медведя, и дал ему дракон силу и престол свой и великую власть. И открыл зверь пасть для хулы на бога и живущих на небеси. Кто имеет ухо, да слышит…

Филя, понятно, имел ухо, хоть и туговатое, но все же ухо.

– Кто имеет ум, тот сочти число зверя: ибо это число человеческое. Число его – шестьсот шестьдесят шесть!

Филимон Прокопьевич знал Апокалипсис Иоанна и потому не очень испугался. Страшным зверем тятенька пугал Филю сызмальства и всех сирых и немощных духом, кто приходил на моленья.

– И скажу вам, – продолжал святой Ананий, – будет День, и ночь будет. И станут два праведника, две души осиянные, и зрить будут, как зверь, какой сошел на землю, будет кинут в смрадное озеро, в кипящую серу горючу. И

дым пойдет от озера. И скажу вам: спасенье ваше во крепости тополевой, яко праведной, какую вынесли отцы наши, деды наши из земли Поморской.

Филя напрягся, как мерин, вытягивающий тяжелый воз на крутую гору. Сказано-то кем – святым Ананием! Тополевый толк – праведный, богоугодный, а он не раз усомнился в том. «Осподи, помилуй мя, грешного!»

– И сказано пророками, – вещал святой Ананий, – живущие во тополевом толке угодны господу богу, и радость им от века! Жена, какая входит в дом, в жены к сыну хозяина дома, пусть станет женою два раза: духовнику, какой веру правит и молитву спасителю возносит, и сыну, который веру блюдет и на поклон людей в дом отца своего ведет. И родит жена в доме сем праведника, и станет имя праведника Диомид, что означает: воссиянный пред престолом творца нашего!

– Воссиянный! Воссиянный! – радостно затянул Прокопий Веденеевич. – Молись, молись, нетопырь. Слово господне слышишь!

Филя-нетопырь молился, но с некоторой оглядкой…

VI

Было нечто таинственное и страшное в этой полуночной тайной вечере в моленной горнице.

Трепетно мерцали свечи, оплывая сосульками; угрюмо и неподвижно взирали на молящихся лики святых угодников с древних икон; за стенами дома трещал мороз, а они, трое, молились, молились, и святой Ананий рек слово господне.

– Вопрошаю, – поднял руки к иконам святой Ананий, – родилось ли чадо в доме сем под именем Диомида?

– Родилось, господи! – исторг Прокопий Веденеевич.

– Родилось! – вывернул с натугой Филимон.

– Зрит ли чадо очами своими?

– Зрит, зрит, господи! – трясся старик.

– Зрит, зрит, – подвывал Филя, чувствуя себя страшным грешником. Не он ли гнал Меланыо со чадом господним под тополь и ждал, не сдохнет ли от простуды или какой другой холеры паскудное чадо? Не он ли измывался над Меланьей? «О господи, спаси мя!»

А святой Ананий спрашивает:

– Ходит ли чадо воссиянное ногами своими?

– Ходит, ходит, господи!

– По восьмому месяцу говорить начал и пошел на ногах, – сообщил Филя.

– Аллилуйя воссиянному Диомиду! – пропел святой Ананий. – И скажу вам: настанет день, того вы не знаете, воссиянный Диомид повергнет зверя в озеро с кипящей серой, и будет тогда вечное царство. Боязливых же и неверных, не твердых в вере тополевой, повергнет воссиянный Диомид в серу кипучу, в озеро за зверем. И будет им смерть.

– Смерть, смерть неверным! – сатанел Прокопий Веденеевич.

– Еще скажу вам: жена, которая народила воссиянного Диомида, святая рабица божья; кротость в ее лице, как само солнце на восходе, и сияние на лице ее, как самой луны сияние…

266